|
|
|
|
- -
к гиппопотамам, и
вот опять к нам пожаловал. Его мы так любим, Маша (сестра) и я... - не
правда ли, странно это и таинственно?.. - улететь и прилететь опять... Я не
думаю, что это только за лягушками, которых он в саду здесь казнит... Нет,
он горд и доволен еще тем, что его просят танцевать. Он - артист, и любит,
когда мы смеемся на его забавные танцы. Артисты любят играть в разных местах
и улетают. Жена вот улетела в Москву, в Художественный театр...
Антон Павлович взял бумажку со стола, свернутую в короткую трубочку,
закашлялся и, плюнув в нее, бросил в банку с раствором.
В комнате Антона Павловича все было чисто прибрано, светло и просто -
немножко, как у больных. Пахло креозотом. На столе стоял календарь и веером
вставленные в особую подставку много фотографий - портреты артистов и
знакомых. На стенах были тоже развешаны фотографии - тоже портреты, и среди
них - Толстого, Михайловского, Суворина, Потапенки, Левитана и других. \32\
В комнату вошла Марья Павловна и сказала, что прислуга-кухарка
заболела, лежит, что у ней сильная головная боль. Антон Павлович сначала не
обратил на это внимания, но потом внезапно встал и сказал:
- Ах, я и забыл... Ведь я доктор... Как же, я ведь доктор... Пойду,
посмотрю, что с ней...
И он пошел на кухню к больной. Я шел за ним и, помнится, обратил
внимание на его подавшуюся под натиском болезни фигуру; он был худ, и его
плечи, остро выдаваясь, свидетельствовали об обессиливавшем его злом
недуге...
Кухня была в стороне от дома. Я остался на дворе с журавлем, который
опять танцевал и так развеселился, подпрыгивая, что расправил крылья,
полетел ввысь, сделал круг над садом и опять опустился передо мной.
- Журка, журка!.. - позвал я его, и он близко подошел ко мне и боком
смотрел своим острым глазом, вероятно, дожидаясь награды за искусство. Я
подал ему пустую руку. Он посмотрел и что-то прокричал... Что? Вероятно -
"мошенник!" или еще что-нибудь худшее, так как я ничего ему не заплатил за
представление.
После я показал Антону Павловичу бывшие со мной только что написанные в
Крыму свои вещи, думая его немножко развлечь... - это были ночью спящие
большие корабли... Он попросил меня оставить их у себя.
- Оставьте... Я еще хочу посмотреть их, один... - сказал он...
Антон Павлович собирался ехать в Москву. Я не советовал ему делать
этого - он выглядел совсем больным и сипло кашлял. За обедом он говорил мне:
- Отчего вы не пьете вино?.. Если бы я был здоров, я бы пил... Я так
люблю вино...
На всем лежала печать болезни и грусти.
Я сказал ему, что хочу купить в Крыму маленький кусочек земли и
построить себе здесь мастерскую, но не в Ялте, а где-нибудь около.
- Маша, - сказал он сестре, - знаешь что, отдадим ему свой участок...
Хотите, в Гурзуфе, у самых скал... Я там жил два года, у самого моря...
Слушай, Маша, я подарю эту землю Константину Алексеевичу... Хотите?.. Только
там очень море шумит, "вечно"...{6} Хотите?.. - И там есть маленький домик.
Я буду рад, что вы возьмете его...
Я поблагодарил Антона Павловича, но и я у самого моря не смог бы жить,
- я не могу спать так близко от него, и у меня всегда сердцебиение... \33\
Это была последняя моя встреча с А.П.Чеховым.
После я жил в Гурзуфе и построил себе там мастерскую. И из окна моего
был виден домик у скалы, где когда-то жил Антон Павлович. Этот домик я часто
воспроизводил в своих картинах{7}. Розы... и на фоне моря интимно выделялся
домик Антона Павловича. Он давал настроение далекого края, и море шумело
около бедного домика, где жила душа великого писателя, плохо понятого своим
временем.
- Меня
<> 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
