|
|
|
|
- -
рассказывать
уральские анекдоты и "случаи из жизни". Рассказчик он был красочный, а
анекдоты были крепкие, сибирские. Его рассказы покрывались общим хохотом, и
даже страстный винтер Станюкович отложил карты в сторону. В это время
открылись двери и вошел Чехов. Несмотря на его усиленные просьбы продолжать,
рассказы прекратились, стало очень степенно. Он вскоре ушел, и когда я потом
в бледной передаче рассказал ему некоторые из маминских "случаев", то он
долго смеялся своим особым, заразительным смехом и все приговаривал:
"Послушайте, как же вы его не заставили продолжать, надо будет попросить".
Когда Чехов был не в саду, когда не было посетителей, его всегда можно
было застать в кабинете, и если не за письменным столом, то в глубоком
кресле, сбоку от него. Он много времени проводил за чтением. Он получал и
просматривал громадные количества газет, столичных и провинциальных. По
прочтении часть газет он рассылал разным лицам, строго индивидуализируя.
Ярославскую газету - очень им уважаемому священнику, северному
уроженцу{596}; а "Гражданин" отправлялся нераскрытым будущей ялтинской
знаменитости, частному приставу Гвоздевичу. Ему приходилось много времени
тратить на прочтение присылаемых ему рукописей. Кроме других толстых
журналов, читал и "Исторический вестник", и "Вестник иностранной
литературы", и орган религиозно-философского общества "Новый путь". Часто
читал и классиков, следил внимательно за вновь появляющейся
беллетристикой. /597/
Но он мог часами просиживать в кресле, без газет и без книг, заложив
нога на ногу, закинув назад голову, часто с закрытыми глазами. И кто знает,
каким думам он предавался в уединенной тишине своего кабинета, никем и ничем
не отвлекаемый. Я уверен, что не всегда и не только о литературе и о
житейском.
Был ли Чехов верующим?
Он сам, если судить по его письмам, считал себя атеистом и говорил о
том, что веру потерял и вообще не верит в интеллигентскую веру. Еще недавно
человек, хорошо его знавший{597}, рассказывал мне, как раз, во время рыбной
ловли, услышав церковный благовест, Чехов обратился к нему со словами: "Вот
любовь к этому звону - все, что осталось еще у меня от моей веры".
Я только в самом начале слышал от него замечания в этом роде. Но я
помню и такой случай. Как-то пришлось к разговору, я рассказал ему о
слышанном много в публичной лекции одного профессора про четвертое измерение
и спросил его: верит ли он в четвертое измерение. Он ничего не ответил.
Через несколько дней совершенно неожиданно он вдруг говорит: "А знаете,
четвертое измерение-то, может, окажется и существует, и какая-нибудь
загробная жизнь..." Он носил крестик на шее. Это, конечно, не всегда должно
свидетельствовать о вере, но еще меньше ведь об отсутствии ее. Еще в 1897
году он в своем таком скудном, всего с несколькими записями, и то не за
каждый год, дневнике отметил: "Между "есть бог" и "нет бога" лежит целое
громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский
человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между
ними не интересует его, и потому он обыкновенно не знает ничего или очень
мало". Мне почему-то кажется, что Чехов, особенно последние годы, не
переставал с трудом продвигаться по этому полю, и никто не знает, на каком
пункте застала его смерть.
Антон Павлович был, как известно, врачом; он очень любил медицину,
<> 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 >>>
- -
|
|
