|
|
|
|
- -
как он увлечен. Он признался, что очень любит и уважает Мишу и
не хотел бы предательски поступить относительно его. Поэтому он думает, что
лучше всего не скрывать, как он относится ко мне. Пусть он знает! Пусть
решит, достоин ли он его дружбы.
Я передала, смеясь, этот разговор мужу, а он тоже весело рассмеялся...
- Дурак твой Кока, - сказал он, - если воображает, что он опасен мне.
Скажи ему при случае, что я его тоже очень люблю и разрешаю ему ухаживать за
тобой сколько его душе угодно.
Я запротестовала:
- Напрасно! Он мне тоже очень нравится. И я не понимаю, почему ты как
будто не замечаешь этого. Почему, когда ездили на тройках, он с твоего
согласия ехал со мной на лихаче? Почему мы постоянно вместе?..
Миша еще больше развеселился.
- Но ведь тебе весело с ним? Ну и прекрасно.
И, лукаво прищурившись, он прибавил:
- А разве не забавно, что он и не воображает, какого дурака
разыгрывает. Думает, что он опасен. Ха! Ха! А я вот посмотрю, какая у него
будет рожа, когда он раскусит, на кого он попал.
Я невольно вспомнила бурные сцены ревности из-за Антона Павловича, и
мне стало обидно и досадно.
А Миша точно угадал мои мысли.
- А! Это дело другое! - вскрикнул он, и его веселое настроение сразу
пропало. - Ты подумала о Чехове? О, это дело другое!
А мне казалось, что я с каждым днем все меньше и меньше думаю об Антоне
Павловиче. Он отвернулся от меня, ну и я стала равнодушной. Я, несомненно,
выздоравливала. Разве я тосковала? Разве я предпринимала хотя что-нибудь,
чтобы опять сблизиться с ним? Разве, наконец, мне не было искренне весело в
новой компании, в обществе этого "дурака" Коки?
И только иногда, изредка, вернувшись из какой-нибудь поездки за город
или с вечера с танцами, удостоверившись, что Миша заснул, я садилась к столу
и писала Антону Павловичу письмо.
Я писала и плакала. Плакала так, что потом ложилась изнеможенная,
разбитая. /238/
Писем этих я никогда не отсылала, да и в то время, как писала, знала,
что не пошлю.
Знала, что и от него не получу больше никогда ничего{238}. Мой брелок
(если он догадался, что он от меня), возможно, раздосадовал его. Разве не
мог он принять этот подарочек как неуместную шутку? Когда, возвращаясь от
Лейкиных, я передала ему тему своего будущего рассказа и старалась внушить
ему, как интересно быть любимым неизвестным*, он решительно ответил:
______________
* Тогда Куприн еще не написал "Гранатовый браслет" (Прим.
Л.А.Авиловой.)
- Не интересно, матушка!
Не вспомнился ли ему этот разговор? Не представилось ли ему, что я так
неискусно решила заинтриговать его?
"И пусть будет так! - думала я. - Пусть будет так!"
IX
Опять была масленица. Я сидела вечером в кабинете Миши и читала. Брат,
приехавший из Москвы, играл в гостиной на рояли, муж за письменным столом
что-то писал. Вдруг крышка рояля хлопнула, и брат Алеша быстро вошел к нам.
- Не могу я больше в этой адской скучище мучиться! - крикнул он. -
Неужели я за этим приехал в Петербург? Едемте куда-нибудь!
Миша посмотрел на часы.
- Куда теперь ночью ехать? Ты с ума сошел.
- Двенадцати еще нет. Какая же ночь? Ну, двигайтесь!
Он схватил меня за руку и стал тащить.
- Но куда ехать? - слабо протестовала я.
Алеша взял газету.
- Маскарад сегодня в театре Суворина. Прекрасно!
- А костюмы? Или домино?
- Пустяки! Найдем. Только живее!
Он стащил меня с кресла и бегом
<> 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 >>>
- -
|
|
